Искендер Шаршеев:

Как я был революционером

События 24 марта часть кыргызских политиков называет революцией, другие трактуют как переворот. Кто прав? “Вечерка” предлагает на суд читателей рассказ одного из “тюльпановых революционеров”. По объективным причинам мы решили изменить некоторые названия населенных пунктов и фамилии. Тем более что большой роли это не играет. Место действия — север республики. То, о чем повествует очевидец, происходило тогда едва ли не повсеместно.

“Взбалмошный март 2005–го открыл мне многие истины о нашей политике. Для меня он начался с перво го пикета, в организации которого я принял участие, работая в Бешбармакской области в качестве начальника молодежного штаба. Наш кандидат в депутаты дал задачу охватить молодую поросль региона. Мне это удалось благодаря друзьям и многим встречам в тридцати с лишним айылах округа.
Авторитет и известность шефа, а также мои психологические навыки помогли собрать костяк из 64 молодежных лидеров. Вместе с их командами набралось в общем 1282 человека. Из лучших мы создали мобильную группу. Больше половины отобранных — 180 человек — были борцами–спортсменами.
Первый пикет с моим участием был организован, когда конкуренты при содействии правительственных чиновников подсунули сторонникам нашего кандидата в селе Лагман козленка и водку от имени моего шефа. Если бы суд признал это как факт подкупа, его турнули бы с предвыборной гонки. Но Фемиду удалось убедить в невиновности босса. В значительной мере помогло и то, что под окнами обладминистрации и райсуда стояли три тысячи решительно настроенных людей, призванных нашей командой.
С того дня в нашем штабе поняли, что митинги и демонстрации — замечательный метод. Вторую манифестацию мы организовали сразу же после первого тура голосования, когда на дистанции осталось два претендента — наш и его соперник. Причиной послужили заявления в суд от остальных кандидатов, в которых они обвиняли финалистов в подкупах. Надо признать, что по отношению к нашему это было несправедливо. К чести шефа, мы — его команда — не спаивали людей, как другие претенденты.
Наблюдая реакцию правительства (усиление слежки за штабом, милицейские кордоны, почти успешные попытки отравить меня — слава местным врачам, откачали), я начал создавать ударные бригады из спортсменов. Ребята подобрались замечательные, не робкого десятка. Так что приказ шефа — перекрыть основную трассу к областному центру — не застал меня врасплох. Тем более мне помогли друзья, приехавшие из Бишкека.
Сначала в количестве 2,5 тысячи человек митингующие закрыли дорогу, не пропуская машины в оба конца. Потом приехал аким, назначенный недавно за твердое обещание властям избавить “Белый дом” от головной боли — нашего кандидата. Он уговаривал людей разойтись, убеждая, что выборы прошли честно и гладко. Но ничего, кроме раздражения, выступление башкармы не вызвало.
От нашего кандидата поступил приказ действовать как можно решительнее. Мы взяли акима в заложники и двинулись на облцентр. Целью марш–броска стала госадминистрация. По дороге наши колонны выросли в три раза. Я видел лица хорошо знакомых эсэнбэшников, к которым успел привязаться. Они увековечивали нас на пленке, снимая в этот день открыто, но рискуя жизнью.
Мои информаторы напомнили мне о заблаговременно заготовленных брандспойтах с водяными пушками, стоящих у обладминистрации, и об отряде ОМОНа из 60 человек, который должен был нас остановить. Я взял две бригады ребят из сел Бочо и Чочо, и мы тихо подошли к брандспойтам и ножами вывели их из строя. Далее толпа без остановки смела ОМОН. Никто не был покалечен. 62 лидера владели своими командами, молодежь была управляема.
Мы заняли обладминистрацию и жили в ней вплоть до 20 марта. Приезжали силовики и министры, угрожали штурмом, высокомерно обещали простить всех нас, если уйдем. Но народ их выступления бойкотировал, а мои молодежные группы заготавливали бутылки с горючей смесью на случай, если вояки попытаются выдавить нас силой.
Самым смешным было то, что в одной из комнат администрации почти все это время по соседству с нами жили трое сотрудников Бешбармакской СНБ, охраняя архивы. Они были пойманы, когда решили приготовить себе еду. Их нашли по аппетитному запаху. Оказывается, работники спецслужб недурно готовят.
До 20 марта наш шеф успел съездить на курултай координационного совета в Плов–Манты и поговорить с людьми о нашей роли в этой игре. 21–го числа шеф распорядился прорваться в Бишкек и готовить там сторонников для предполагаемого штурма “Белого дома”. Он поручил мне собрать 20 человек, готовых вступить в бой с милицией в случае препятствования нашему прорыву, и ночью группа из 22 человек на трех бусиках выехала через перевал в столицу. Тревожная была эта поездка, дороги были забиты милицией и завалены снегом, я ожидал боя, но все прошло гладко...
22 и 23 марта готовили друзей и знакомых к акции, искали новых сторонников. Мы рассчитывали привлечь 500 человек, но удалось призвать аж 1,5 тысячи из студенческих общежитий. Это был мой личный вклад, потому что я знал, что, останься прежняя власть, покоя мне не видать.
Утром 24–го основная масса призванных нами собралась у известного медцентра. В 11 часов разогретая толпа, состоявшая на 65 процентов из молодежи, подпитанная приезжими из сел всех регионов страны, двинулась к Дому правительства.
Смотрел на их лица. Был в них какой–то восторг, в некоторых читались напряжение и сомнения. Я наблюдал эмоции, которые давали мне понять, кто пошел на это по убежденности, кто из любопытства, а кто был запрограммирован. Были и такие, кто просто хотел взять “Белый дом” без понимания сути происходившего. Ненависти, могу сказать, никто не проявлял.
Мы подошли к “Белому дому” и соединились с таким же маршем, пришедшим со стороны южных микрорайонов. Так было задумано, дабы разделить внимание правительственных сил. Установив расположение двух бригад на юго–востоке от статуи Свободы, мы стали ждать сигнала.

Возле статуи Свободы выступали “вожди”. Несколько журналистов взяли у меня интервью, так как я привлекал внимание куском желтой материи в руках, которым должен был дать сигнал своим бригадам. Вдруг один из моих информаторов в стане правительства позвонил и сообщил, что через 25 минут будет провокация. Я предупредил своих, но провокация началась уже минут через десять.
На площадь вышли “белокепочники”. Жажда жизни и инстинкт самосохранения отбросили потоки людей от северо–западной части площади. Я остался между нападающими и убегающими. Мимо меня летели камни.
“Белокепочники” избили трех человек, двое мне были неизвестны, третий оказался приятелем. Раны были ужасные. Увидев кровавый костный мозг, сочащийся из разбитых трубчатых костей его левой ноги, я скомандовал своим взять в руки заготовленную арматуру и выйти в авангард. К моему удивлению, отступившие ребята, вырвав штакетник и брусья из деревянных конструкций на бульваре Дзержинского и расковыряв асфальт, кинулись в контратаку.
В небо взлетел плотны й град камней с обеих сторон — скифская тактика. Ребята отбросили “проправительственных” спортсменов к памятнику Панфилова. Так повторилось еще два раза, а потом на горизонте появились южные ребята с дубинками в руках. Они несли большой плакат с одной лишь надписью: “Ош”. Все поджарые, коренастые и малорослые — борцы. Видя их решительность, я подбежал к ним, по–братски обняв идущих в авангарде, указал им на лужи крови, что были на юго–востоке от статуи Свободы. Они взглянули на них и без остановки таранили ОМОН, построенный перед фронтоном “Белого дома”. Но милиция вначале легко отбросила их и двинулась прямо в центр толпы. Люди отступили, и на приличном расстоянии молодежь начала выламывать куски облицовочного гранита на площади, швырять их в ОМОН. Это продолжалось 4,5 минуты, и мое терпение лопнуло. Я попросил друзей броситься вперед на щиты. Они с громким криком побежали на ОМОН, за ними и остальные ребята. Эффект был достигнут.
Среди спецназа тоже были мои друзья и даже одноклассники. Позже мы вместе смеялись над этим. Но тогда было не до смеха, и ОМОН отступил к бюро пропусков “Белого дома” и застыл там в “черепахе”. Часть офицеров, цепляясь за острые штыри штанами, перелезла через забор, окружающий “Белый дом”. Тут я стал вместе с несколькими ребятами убеждать ментов перейти на нашу сторону.
Несколько офицеров заявили, что примкнут, крик радости прозвучал из глоток людей, но преждевременно. “Черепаха” вдруг раздвинулась, и из узкого прохода выскочили конники с дубинами и плетьми, митингующие быстро отбежали в стороны. А потом забросали их камнями, сбив двоих с седел. Одного сорвал с седла хорошо знакомый мне пацан. Он перехватил коня и на нем ринулся на остальных конников, но те уже начали отступать за спины ОМОНа.
С западной стороны Чуйского проспекта прибыли еще около 200 человек — молодежь из общежитий КНУ, частью это были “белокепочники”, перешедшие на нашу сторону. Они обрушили на ОМОН еще один шквал камней. Тут несколько человек снова стали призывать милицию ретироваться, а новоприбывших ребят — прекратить метание камней. Через определенный промежуток времени этого удалось достичь.
ОМОН отступил, но некоторые окровавленные офицеры матерились и громко жалели о том, что у них нет оружия. Оно было заготовлено, но начальство не рискнуло его выдать, лично я за это благодарен безмерно. Кто–то отдал приказ отделениям Нацгвардии, стоявшей у подножия “Белого дома”, мирно отступить. Командира несправедливо побили.
Далее толпа спокойно прошла через юго–восточные ворота Дома правительства, и молодежь, проломив дверь, вошла в здание. Внутри находился отряд хорошо вооруженных солдат. Их уговорили выйти. Что они и сделали, неся много ящиков с боеприпасами и двоих знаменитых силовых чиновников, побитых за то, что они были растерянны.
Ребята наводнили “Белый дом” до 7–го этажа, сбросили кресло Акаева и всякие другие предметы вниз, ранив еще нескольких моих людей. На заднем дворе подожгли одну–две второпях брошенные машины и стали уносить на память все ценное в качестве трофеев и сувениров.
Из тех, кого я призвал, получили легкие ранения 54 человека, тяжелые — 12. Вместе с друзьями нашего кандидата мы отправили свою молодежь на специальные базы — отдыхать. Нам же отдыхать практически не пришлось. Наутро меня вызвали в мэрию, где тоже сменилась власть. Нужно было обеспечить безопасность в городе.
Я и сам принял участие в двух рейдах. В одном из них — 25 марта с 21.30 до 11.40 — было столкновение с тремя сотнями мародеров. Город наполнился треском автоматных очередей. Хорошо поработали конники Усена Кудайбергенова, дай Бог ему рая, а его потомкам — процветания.
Позже последовала дележка портфелей в новом временном правительстве, состоящем все же из старой номенклатуры. Поэтому я отказываюсь называть событие 24 марта революцией, это просто переворот, весьма банальный для истории. Знаю это не по слухам. Переворот пока не доказал свою целесообразность на данном историческом этапе Кыргызстана.
В нашей стране в результате дефицита морали в обществе политическая культура граждан находится на очень низком уровне. Извращено понятие “демократия”, оно превращено в синоним “вседозволенность”. Нет культуры производства в противовес культуре потребления, навязанной нам вестернизацией. Население охвачено ленью. Отсутствует трудовая этика, и идеалом является пузатый госчиновник, а не врач, крестьянин или рабочий завода. Это дефицит идеологии и навыков воспитания.